Отмена смертной казни?

Сложный вопрос.

С одной стороны - убивать, потому что заслуживают. С другой же стороны - каждая тварь имеет право на жизнь.

Думаю, золотая середина такова: убивать, если заслуживает, но не трогать, если может и должен жить дальше. То есть серийные убийцы, педо\зоо\некро\-филы, гангстеры(?) в идеале должны существовать только как исторический факт, упоминаемый в литературе. Жить таким я НЕ могу позволить, потому что можно представить какую опасность несёт каждый из них потенциально для отдельно взятого человека, а может даже для каждого из нас. И как бы дерзко не звучало в свете европЭзации и конвенций, по-другому этот вопрос не решается. И говорить, что каждый может ошибиться, каждый может исправиться - бред. Берём факты: натворил бед - получи по заслугам. Всё.

В средневековье с этим быстро разбирались. Сейчас же общество выросло. Ну, думает, по крайней мере, так. И опять же - вопрос деликатный. Компромисса здесь не найти.

Dixi.

Уважаемый,"С уважением, Александр"-вы бы сколько выстояли, если бы должностное преступление было в отношении вас и на сколько бы вам от этого было легче, если бы вас растреляли, а через 20 лет реабелитировали, как честнейшего человека на всём земном шаре? Не знаю как работает милиция, но знаю историю со взятым за куплю краденного и перепроданного автомобиля, в багажнике которого новый хозяин нашёл труп. Когда горе-продавца в милиции вынесли к отцу, потому, что ходить он уже не мог, отцу было совершенно понятно, что сын его явно не устал от пары суток заключения и сним точно, что-то повеселее.И хорошо при жизни его, поняли что он не виновен в убийстве.Я не знаю сколько продержался бы я в подобной истории с грыжей позвоночника, или когда от побоев на человеке рвутся наручники, а он потом, по протаколу, оказывается их сам порвал, чтобы напасть на милиционера.
Смертную казнь нужно сохранить для тех, кто берётся и не в состоянии без неё решать вопрос. Очень большёй вопрос кому в реальности больше счастья от крови?"Какой мерой мереешь,такой и тебе отмереется",для всех иных запретить, а то делов наделали, и давай отменять, как самим засветило отвечать. По данному вопросу, результат голоса каждого, вписать каждому в паспорт, чтобы в последствии было очевидным, кому и для чего, казнь в законе, была жизненно необходима. "Есть человек, есть проблема, нет человека нет проблемы"-чьи слова? Кто человек? "А судьи кто?",
"Ах, я чем виноват?" - "Молчи! устал я слушать,
Досуг мне разбирать вины твои, щенок!
Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать"
http://www.ipmce.su/~lib/krylov.html#0006

http://newsland.ru/News/Detail/id/399692/cat/42/#comments1241214

Европа нам ничто. Забота наша, нас сегодняшних, сравнивать с нами вчерашними и предполагать нас же завтрашних и больше ни с кем. Учится хорошему "да" у всех. Но работать с конкретными нашими слабыми и сильными сторонами и не напяливать Васе на себя убку только по тому, что она хороша на Маше. Дохлые вопросы в сути. Спрошу иначе: Миллионы Беларусов не в состоянии долго кармить приговорённых или необходимо срочно спасать следователей, зашедших в тупик собственных противоречий? Когда бъют людей? Когда кончаются аргументы, или вообще их нет!
Пример:Жан-Жак РУССО в 8 лет.
Как-то раз, оставшись один, я учил урок в комнате, смежной с кухней; служанка положила сушить на плиту гребенки мадемуазель Ламберсье. Когда она вернулась за ними, оказалось, что у одной гребенки половина зубьев сломана. Кто виновник этого? Никто, кроме меня, не входил в комнату. Меня допрашивают; я утверждаю, что не трогал гребенки. Г-н Ламберсье и его сестра убеждают меня, угрожают мне, наступают на меня,— я упрямо стою на своем; но улика была слишком очевидна, она пересилила все мои возражения, хотя впервые было замечено, что я лгу так дерзко. К делу отнеслись серьезно: оно того стоило. Злость, ложь, упорство казались одинаково заслуживающими наказания; но, на беду, уже не мадемуазель Ламберсье произвела его надо мной. Написали моему дяде Бернару; он приехал. Мой бедный двоюродный брат был обвинен в другом, не менее тяжком проступке, и мы оба подверглись одному наказанию. Оно было ужасно. Если бы, ища лекарства в самой болезни, пожелали навсегда подавить мои извращенные чувства, то и тогда не могли бы лучше взяться за дело. И нужно сказать, что чувства эти надолго оставили меня в покое.
У меня не удалось вырвать требуемое признание. Меня призывали к ответу много раз, довели до ужасного состояния, но я был непоколебим. Мне легче было умереть, и я решился на это. Самой силе пришлось сдаться перед дьявольским упрямством ребенка,— так называли мою стойкость. Наконец я вышел из этого ужасного испытания, истерзанный, но торжествующий.
Прошло почти пятьдесят лет со времени этого происшествия, теперь мне нечего бояться наказания за тот случай, и вот я объявляю перед лицом неба, что я был в нем неповинен, что я не ломал и не трогал гребня, не подходил к плите и даже не думал об этом. Пусть меня не спрашивают, как сломался гребень,— я этого не знаю и не могу понять; знаю одно только, что в этом я был неповинен.

Убивая, государство уподобляется убийце, которого он убивает за нарушение Закона.

Против! Это оружие в руках других. Не забывайте о судебных ошибках.

Смертную казнь не отменять! Потому что тогда надо давать пожизненное! А кормить их будем мы с вами! Предлагаю: Сразу не расстреливать! А лет пять держать, но когда расстрел пусть не знают! Пускай ждут каждый день расстрела! Сами передохнут!